Александр Люсый
Виртуальный Соловьев
Дата публикации: 24 Октября 2000
В.С.Соловьев. Полн. собр. соч. и писем в 20 т. Сочинения. Том второй. 1875-1877 / Ответств. ред. А.А.Носов; сост. А.П.Козырева, Н.В. Котрелева; пер. с фр. А.П.Козырева. – М.: Наука, 2000
Душа обладает в самой себе возможностью бытия; эта возможность есть воля – воля, которая не есть еще хотение, воля как возможность, а не как акт. Душа, не желая бытия, не полагая его (бытие всегда отдельно и исключительно), обладает им в возможности; пока она не полагает его, она еще может полагать или не полагать; но как только она решилась и полагает его, она им больше не владеет, она не может сразу полагать и не полагать; то есть она не теряет свою силу абсолютно, иначе это противоречило бы великому принципу, но она теряет ее в настоящее время; она еще может не полагать бытие, но не в ее теперешнем состоянии, потому что в этом состоянии она уже его полагает: здесь начинается фатальное разделение потенциального и актуального состояний. В своем нормальном состоянии Душа была чистой возможностью, она была возможностью в действительности, у нее не было этих двух различных состояний; теперь она их имеет, она разделена в самой себе; она сохраняет свое единство и свою волю над бытием только потенциально; актуально она разделена и порабощена.
Владимир Соловьев. София
Tакого хода в издательской практике не припомню. Том открывается тем, что привычнее было бы видеть где-то в примечаниях, – разделом "Незавершенное". На первом месте тут – гвоздь едва ли не всего предприятия по изданию полного, в двадцати томах, академического собрания сочинений Владимира Соловьева, то есть первая научная публикация с параллельными текстами писавшейся на французском языке основополагающей работы философа "София" (La Sophia). А тоже, в сущности, незавершенный, но вполне апробированный трактат "Философские начала цельного знания", в котором получили развитие некоторые идеи "Софии", занимает почетное второе место. И это не случайность, а характерный знак времени, текущего российского бытия.
Необычен сам процесс чтения этого необычного текста, возникшего в результате второго по счету действительного, во плоти, явления Софии философу в Египте (комментарии по этому поводу, вероятно, отложены на один из последующих – стихотворный – том "полного" Соловьева; пока что примечания ограничиваются сугубо текстологической версией). "София" предстает состоящей из четырех связанных между собой рукописей, написанных в разных жанрах: трактата, диалога и беспорядочного медиумического письма, снабженного загадочными рисунками на полях (в связи с чем невольно вспоминаются богато иллюстрированные рукописи Пушкина).
Читателю тем самым представлен не только результат, но и ход творческого процесса философа – и не то чтобы окончательный, но промежуточный авторский текст, и заключенные в квадратные скобки вычеркнутые автором слова и фразы (а в угловых скобках – восстанавливаемые по смыслу части слов, не дописанных автором). Уже графический облик текста придает публикации колорит, как сейчас принято выражаться, виртуальности. И это обостряет постижение одной из главных соловьевских идей о потенциальном источнике бытия как такового (не только российского): "[Абсолютное начало бытия, которое не может быть определено ни как бытие, ни как небытие, должно быть понято как [свобода] активная возможность бытия.]"
Если следовать непреложно-вероятностному языку "Софии", абсолютное начало бытия имеет три степени возможности проявления в трех мирах. В первом мире искомое философом субстанциональное единство реально существует в Духе, является действительным единством отдельных существ – если они и различаются, то только для того, чтобы немедленно соединиться вновь. Лишь в возможности существует здесь множественность, разделение. Во втором мире это единство мыслится, представляя собой идеальное единство, которому соответствует идеальное различие. А в третьем – внешним образом чувствуется.
Начала, которые непосредственно определяют религиозное сознание, по Соловьеву, таковы: природный дух Сатаны как отрицательное начало, природный ум Демиурга как активное положительное начало и свободная в своей пассивности душа Софии, через которую человек "может войти в связь с Умом Христа и Святым Духом Бога, именно поэтому Бог может воплотиться только в человеке". Соловьев дает заключенную, по его обыкновению, в триаду формулу последовательных этапов действия космических сил на человеческую душу: "1) реакция духа [против Сатаны и материи] – преимущественно у индусов. 2) реакция Разума – преимущественно у греков (философия). 3) реакция души в собственном смысле – у евреев".
Соловьевская диалектическая онтология охватывает как микро-, так и макромир, напоминая позднейшую "Розу мира" Даниила Андреева. "Материя – атомы под воздействием Сатаны. Форма: их внешнее отношение через действие Демиурга. Душа: их конкретные единства через действие Софии. – Реальные [положительные, или женские] атомы составлены из трех элементов: положительный, или женский, элемент, который является силой притяжения – центростремительной силой, силой инерции... элемент отрицательный, или активный, или мужской, который является силой отталкивания, центробежной силой; синтетический элемент, благодаря которому два стремления не разрушают друг друга, но объединяются в одно элементарное существо. Притяжение, или инерция, есть бытие в себе, или воля, хотение; отталкивание есть бытие для другого, или восприятие. Синтез есть бытие у себя, или душа". Что касается индивидуального сознания, "это есть лишь вечное содержание души, утвердившейся в действительности, положенное как таковое. Внутренняя жизнь души возбудилась, пробудилась чрез воплощение, а когда эта цель достигнута, то средство становится ненужным. Точно так же мы нуждаемся в складах, чтобы научиться читать, умея же читать, мы им больше не пользуемся". Если активный эгоизм – антибожественное начало, то пассивный эгоизм – обитель божественности. Греки и римляне были настолько пронизаны идеями друг друга, что после потери их остались ни с чем, евреи же оказались сверхиндивидуалистичным в своем эгоизме народом: "Если у индусов душа остается у себя в своей субстанциональности; если у греков и римлян она начинает получать вдохновение от Логоса, сохраняя еще начертания Демиурга, – то у евреев душа начинает получать вдохновения от божественного Духа, от первой ипостаси, сохраняя еще начертания первой природной ипостаси – Духа хаоса, или Сатаны".
Случайное созвучие "склад"/"складка" заставляет вспомнить о бесконечной барочной "складке" Ж.Делеза – вечном учебнике индивида. Любопытно и волне "барочное" космологическое уточнение "Софии": "Солнечные пятна – это остатки трещин, сквозь которые вырвались планеты. Солнце, ослабленное таким образом, не могло более сопротивляться Демиургу и стало его логовом; у него нет четко выраженного материального ядра, оно полностью пронизано эфиром. Одна из планет, Земля... стала наиболее дифференцированной, то есть наиболее органической, а поэтому и наиболее способной воспринять действие Души и стать ее звездным домом".
На фоне "Софии" писавшиеся в качестве подступа к докторской диссертации и наполненные философской саморефлексией "Философские начала цельного знания" предстают земным – хотя и с мистической прививкой – развитием космических историософских формул. Цельное знание обозначается здесь как синтез философии с теологией и наукой, в среде самой философии осуществимый путем синтеза мистицизма, эмпиризма и имеющего собственно философский характер рационализма. Конкретной же носительницей третьей, примирительной мировой силы после атомизирующего жизнь, науку и искусство индивидуализма Европы и уничтожающего самостоятельность человека монизма Востока выступает Россия. Указанием на племенные свойства славянства – давать живую душу формам и разорванным элементам человеческого существования через соединение с всецелым, божественным началом – Соловьев предваряет идеи Николая Данилевского. А уточнением, что цельная, синтетическая жизнь по существу своему свободна от всякой национальной односторонности, намечает разногласия с ними.
Эта работа обрывается языковедческим этюдом насчет большей философичности русского и немецкого языков сравнительно с английским и особенно французским. Ведь в первых двух есть особые слова для обозначения "реальности" и "действительности", тогда как последние отождествляют существование вообще с существованием вещественным: nothing – буквально "не вещь" или "никакая вещь" (а для французов, и того пуще, что "сознание", что "совесть" – consience).
Возвращаясь к исходному пункту наших размышлений, позволю себе привести упрек, сделанный Николаем Носовым в книге "Виртуальная психология" (М.: Аграф, 2000) переводчикам, не проинтерпретировавшим должным образом оказавшееся незаменимым в самых разных сферах английское слово virtual. Переводить его исключительно как синоним слова "возможный", "потенциальный", неправильно, оно может означать и "фактический", "действительный", "являющийся (чем-либо) по существу"; "мнимый" (о фокусе, изображении); "обладающий определенными физическими свойствами или способностями"; "эффективный в отношении внутренне присущих природных качеств или сил"; "способный оказывать воздействие посредством таких качеств"; "морально добродетельный"; "способный продуцировать определенный эффект или результат"; "то, что есть по существу или в действии, хотя отсутствует формально или в действительности"; "допускающий такое существование". "...В буддизме, как и в схоластике, глаголы с корнем vrt означают мгновенную беспрепятственную актуализацию психического акта в психике йогина. В старославянском глагол "верьти" означал "кипеть, бурлить", имея в виду, в частности, "кипение" родника, то есть корень этот обозначает событие творимое, порождаемое сейчас, в данный момент чьей-то активностью".
Как теперь выясняется, философия Соловьева виртуальна во всей полноте и действительной глубине этого термина.
|
Дата документа – 23.05.2002
|