В сизый пасмурный день
        я любил серовато-мышиный,
Мягко устланный зал -
        и в тиши подойти к полотну,
Где лиловая тень
        по трёхгранным алмазным вершинам
Угрожающий шквал
        поднимала, клубясь, в вышину.

Молча ширилась там
        ночь творенья, как мир величава,
Приближаясь к чертам
        побеждённого Сына Огня,
И был горек, как оцет,
        своей фиолетовой славой
Над вершинами отсвет -
        закат первозданного дня.

Не простым мастерством,
        но пророческим сном духовидца,
Раздвигавшим мой ум,
        лиловело в глаза полотно, -
Это повесть о том,
        кто во веки веков не смирится,
Сквозь духовный самум
        низвергаемый в битве на Дно.

В лик Отца мирозданья
        вонзив непреклонные очи
Всею мощью познанья,
        доверенной только ему,
Расплескал он покров
        на границе космической ночи -
Рати млечных миров,
        увлекаемых в вечную тьму.

То - не крылья! То - смерч!..
        Вопли рушимых, дивных гармоний,
Потрясённая твердь,
        где он раньше сиял и творил -
Демиург совершенный,
        владыка в другом пантеоне,
Над другою вселенной,
        над циклом не наших светил.

Я угадывал стон
        потухающих древних созвездий,
Иссякавших времён,
        догорающих солнц и монад,
И немолкнущий бунт
        перед медленным шагом возмездья,
Перед счётом секунд
        до последних, до смертных утрат...

И казалось: на дне,
        под слоями старинного пепла,
Тихо тлеет во мне
        тусклым углем - ответный огонь...
Бунта? злобы?.. любви?..
        и решимость - казалось мне - крепла:
Все оковы сорви,
        лишь на узнике ЭТОМ не тронь.

1950

=============================================
   В    тюремных    черновиках     Д.Андреева
сохранился маленький  отрывок,  написанный  в
попытке восстановить  содержание  отобранного
при  аресте  и  уничтоженного  по  завершении
следствия художественного  романа  "Странники
ночи",   где   также   упоминается    картина
Врубеля:

   "...Репродукция была великолепная, судя по
подписи - английская,  сделанная,  видимо,  в
девяностых    годах,     когда     гениальное
произведение ещё сияло всеми своими красками,
всей своей страшной, нечеловеческой красотой.
Казалось, на далёких горных вершинах  ещё  не
погасли лиловые отблески  первозданного  дня;
быстро  меркли  его   лучи   на   исполинских
поломанных крыльях поверженного, - и это были
не крылья, но целые созвездия и млечные пути,
увлечённые Восставшим вслед за  собой  в  час
своего  падения.  Но  самой  глубокой  чертою
произведения    было     выражение     взора,
устремлённого снизу, с пепельно-серого лица -
вверх:  нельзя  было  понять,  как  художнику
удалось - не только  запечатлеть,  но  только
хотя   бы   вообразить    такое    выражение.
Невыразимая ни на каком  языке  скорбь,  боль
абсолютного  одиночества,  ненависть,  обида,
упрёк и тайная страстная любовь к  Тому,  Кто
его низверг,  -  и  непримиримое  "нет!",  не
смолкающее никогда и  нигде  и  отнимающее  у
Победителя смысл победы.
   - Видите?  -  промолвил  Леонид  Фёдорович
после долгого молчания. -  Это  -  икона,  но
икона Люцифера."

   И   стихотворение,   и   отрывок   следует
понимать не в качестве точной  иллюстрации  к
концепции  "Розы  Мира",   а,   скорее,   как
духовное    впечатление     от     созерцания
произведения,   средствами    художественного
творчества  передающего   внутренний   облик,
"характер" демонических существ.

   Позднее,  когда  опыт   Даниила   Андреева
приобрёл  окончательную  определённость,   он
пишет, на страницах "Розы  Мира",  о  картине
Врубеля   как   о   прозрении   художника   в
разнозначные слои планетарного антикосмоса:

   "Поверженный  Демон"  Врубеля   двузначен,
двуслоен: это - и память о прозрении в  Дигм,
о Гагтунгре, раскинувшем крылья до горизонта;
это    -    и    метапортрет,     правильнее,
инфрапортрет,  одного  из   демонов,   мелких
сравнительно с ним: хозяев чистилищ. Ангелами
мрака  именуются  они,  и  это   наименование
соответствует вполне их облику:  в  них  есть
некоторое  человекоподобие,  у  них   широкие
крылья удивительной красоты, а в пурпуровой и
багряной окраске этих крыльев  чудится  нечто
царственное. Но на врубелевском  полотне  эти
дивные крылья поломаны:  гениальная  интуиция
художника  этой  деталью   передала   роковую
ущербность     обитателей     Гашшарвы.     В
действительности их крылья не повреждены,  но
самая возможность пользования ими  мучительно
сужена, так как в плотной, хотя и  прозрачной
среде этого слоя  возможно  только  медленное
продирание сквозь материальность, а не полет.
Серый, как  пепел,  цвет  лиц  ангелов  мрака
отталкивающ и ужасен, а в  чертах  совершенно
обнажена их хищная  и  безжалостная  природа.
Будучи   хозяевами   нижних   чистилищ,   они
восполняют убыль своих жизненных сил тем, что
впивают гаввах людей, вовлеченных в чистилища
своею кармой.  Проникая  из  Гашшарвы  в  эти
чистилища,  они  находят  там  менее  плотную
среду, в которой полет  угловатый,  неровный,
как  бы   рывками   и   зигзагами,   все-таки
возможен."
=============================================